Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Май-Маевский, пораженный этим, ответил: Может быть! Лично я сводку по прочтении тотчас же жгу… Наш комитет решил относиться к сводкам осторожнее, но работу с ними не прерывать. Чтобы отвлечь всякое подозрение и оградить от слежки частную квартиру брата (Батумская, 37), где иногда устраивались подпольные совещания, мы завлекли как-то Май-Маевского к брату на обед. Генерал пробыл там до позднего вечера. 20 января я узнал, что комитет назначил днем захвата власти 23 января. Обстановка, казалось, была самая подходящая. Немногочисленный гарнизон состоял в большинстве из мобилизованных и пленных красных; среди них находилось много партийцев, державших связь с комитетом, равно как и с дредноутом «Воля».
Слащев, с небольшими силами, около четырех тысяч штыков (по словам Май-Маевского), еле-еле удерживал Перекоп. Против Слащева стояла 13-я армия красных. Рабочие порта, подготовленные к восстанию, должны были занять госучреждения и нести охрану города. Подрывной секции комитета поручалось взорвать некоторые суда на рейде и железнодорожный Камышловский мост. На меня с десятью товарищами возложили сложную операцию — произвести арест Ненюкова, Субботина, Лукьянова и других начальников, после чего я должен был принять на себя руководство восстанием и командование революционными силами. Мы с братом обсуждали всесторонне подробности нашей задачи. Меня беспокоил вопрос о надежности комитета. Но Владимир ручался за всех членов. Все стойкие ребята. Состав комитета хранится в строжайшей тайне. Это было наше последнее свидание. Я лег спать непонятно удрученным, и сон долго не приходил. Лишь перед рассветом я забылся. Вдруг раздался стук в дверь. Кто бы это мог быть в такую рань? Я вышел в коридор. Бледная, заплаканная… жена брата шепнула через силу: — Володю ночью… арестовали…
Гостиница «Кист» в 1920 г гнездо белого офицерства.
Арест брата поразил меня. Наспех я обдумал, что делать. В глубине коридора у лестницы притаился подозрительный тип. Сообразив, что это шпик, я нарочито громко сказал: — Это невозможно! За что его арестовали? — и тихо: — Что нашли при обыске? Невестка ответила: — Арестован морской контрразведкой, — и тихо добавила: — Ничего кроме твоей почтовой открытки — Хорошо, я сейчас выясню. Иди домой. Я разбудил Май-Маевского и, уверив его в ошибочных действиях контрразведки, просил написать бумажку о немедленном освобождении. — Капитан, вы не волнуйтесь. Я сам не допускаю мысли о виновности вашего брата. Я выясню все, и ваш брат будет освобожден. Выходя из комнаты, я столкнулся с тем самым шпиком, который подслушивал наш разговор с невесткой. Он, очевидно, и теперь подслушивал у двери. В коридоре я столкнулся с начальником особого отдела при ставке, князем Тумановым. Он спешил к Май-Маевскому. По уходе князя, я вошел к генералу, он сидел у окна, задумавшись, по лицу его катился пот. — Капитан, у меня сейчас был князь Туманов. Ваш брат арестован по подозрению. Вы не волнуйтесь: ничего плохого не случится, хотя бы он и был замешан в заговоре против власти. Все это выяснится в течение двух-трех дней. Я старался выяснить серьезность положения через знакомых офицеров, близко стоящих к контрразведке, но это мне не удалось. Несколько раз заходил я к Май-Маевскому, последний успокаивал меня, как и раньше. Но слежка за мной контрразведки доходила до наглости: я точно сопровождался почетным караулом. Тут были офицеры, переодетые в рабочую одежду, штатские… их поведение было вызывающим. Например, в соседнем номере уже месяц стоял жилец. Сразу после ареста брата соседу предложили за ту же плату лучшую комнату, а в его комнату въехал шпик. Ко мне в номер прислали электротехника для исправления вполне исправных проводов, которые шпик то снимал, то вновь проводил. По ночам я слышал, как у двери ходят неизвестные люди. Вероятно, у них была директива задержать меня в случае побега. Я, действительно, подумывал о побеге, но боялся повредить брату. Я надеялся, что адъютанта Май-Маевского не посмеют тронуть. А что касается генерала, то я до сих пор много раз убеждался в его полном доверии ко мне.
На утро Май-Маевского пригласили в штаб крепости: из Симферополя были получены сведения о восстании, но о каком — никто не знал. Власти растерялись, Май-Маевский собрал группу офицеров, погрузил на платформы два легких орудия и под прикрытием бронепоезда двинулся на Симферополь для подавления восстания Орлова.
Бронепоезд «Единая Россия» белой армии.
…По возвращении в Севастополь, В «Кисте» Май-Маевский просил меня приготовить глинтвейн. Он тоже пришел ко мне в комнату, сел на диван и неожиданно спросил: — Скажите, капитан, как вы смотрите на эсеров и коммунистическую партию? Какая между ними разница? Впервые он заговорил со мной на политическую тему. Мне ничего не оставалось, как притвориться хладнокровным: — Я не знаком с партиями. Меньше всего этим интересовался. — А скажите, капитан, ваш брат действительно был младшим унтер-офицером из вольноопределяющихся? — спросил Май-Маевский, с ударением на каждом слове. — Так точно, ваше превосходительство. Он служил в 32-м полку. — Вы мне в Харькове рассказывали, что ваш отец служил начальником Сызрано-Вяземских железных дорог. У вас там, кажется, и имение есть? — Точно так, ваше превосходительство. Жаль, что не была взята Рязань, — вы лично убедились бы в этом.
Удостоверение Адьютанта Командующего Доброармией.
— А с какого времени ваш брат состоит в коммунистической партии?… Я понял, что все пропало. — Никак нет, ваше превосходительство, я хорошо знаю брата. Он никогда не был коммунистом. — Вы знаете, что ваш брат был председателем подпольной организации и все было подготовлено к восстанию? — отчеканил генерал. При этих словах дверь комнаты открылась, вошла группа офицеров с револьверами в руках. Один из них крикнул злорадно: — Капитан, руки вверх! Я поднял руки. На меня смотрели дула нескольких револьверов. Начальник сухопутной контрразведки подошел